Зачем ты нужен вообще?
Сегодня 12 июня – День России. В городах это и День города. Пишу эти строки и обнаруживаю: «День города» похоже на «День гордости». Это вправду гордость. Как долго мы гордимся? Почему не боимся гордиться? Чем гордимся? Почему BadComedian и «Движение вверх» – это два полезных явления для патриотизма? Если не понимаешь, о чём речь, не читай дальше, пожалуйста.
Когда я произношу слово «патриотизм», вслух или про себя, представляю его как политическое явление. Я, конечно, ошибаюсь, ведь есть немало людей, которые любят свою Родину не за страх, который испытывают потенциальные враги при виде российской боеголовки, не за принятие какого-то закона, пусть и очень полезного, а за культуру, за искусство, которое они потребляют и которое способны давать сами тем людям, с которыми живут, – тем миллионам и миллионам людей. Людей, а не граждан.
Патриотизм, как по мне, – это такое долгое, тягучее состояние, когда гражданину мало что хочется предпринимать, кроме удовлетворения своих потребностей – цикла по Степаненко: пожрать, поспать и сдохнуть. Карточный кошмар кончился, в квартиру больше не врываются (по крайней мере не уполномоченные это делать) и не грабят. Страна, конечно, не лидирует, но зато стремится к этому; гражданин внимательно мониторит это и понимает, что всё в порядке. Понимает не только мозг, но и довольный желудок.
Ничего, если я употребляю «мы»? Всё-таки праздник как-никак. Так вот, ответ на вопрос «Как долго мы гордимся?» мне виден: мы гордимся столько, сколько нужно. Мы гордимся, например, победой в войне, а не ветеранами, потому что ветераны – это часть семьи, а государству в эти дни – дни побед в войнах – плевать на семью. Государство нежно лижет победу, а семья мирно плачет по ветерану – живому ли, сидящему рядом на кухне, или мёртвому, лежащему где-то в пыли или в земле. По-хорошему, так государству можно бы и прибрать к рукам всю скорбь семьи.
Мы гордимся победой, иногда настолько эфемерной для нашей повседневности, что, наверное, готовы наряжать детей в военную форму, а при желании и делать бутафорный танк из картона. Осмеяние этого – это патриотизм. Люди бесятся, пусть и толпой, не понимая, к чему вся эта забава под громким названием. Мы гордимся победой, но смеёмся над единовременной выплатой ветеранам, считая это поражением государства. Дальше нас государственный патриотизм не трогает, потому что мы и не хотим исправлять поражение. Дух наш не способен. Лицо государства в этот день занято сладостным процессом, а мы заняты осмеянием, и эти два патриотизма не соприкасаются. Государственный патриотизм здесь побеждает, потому что всё в этот день остаётся спокойным.
Мне виден ответ и на вопрос «Почему не боимся гордиться?»: потому что всё это уже было. Мы не побоялись однажды, не боимся и теперь, тем более что нам разрешают не бояться. Государство само раздвигает нам губы, и мы улыбаемся, улыбаемся до умопомрачения. Кто-то плачет в начале, а кто-то – к концу. Некоторые встают и хлопают: «Спасибо, государство, за этот фильм и за документальную хронику в конце!» Эти люди, то бишь зрители, – патриоты. Они не всегда виноваты в том, что их, возможно, обманывают в процессе показа фильма. Настоящими патриотами также можно назвать и создателей «Движения вверх». Чуть-чуть подкрасить, там подлатать реальность, и готово – фильм сделан! Здесь патриотизм можно рассчитать без чисел, но по логике, без всякой философии: доходы от проката увеличиваются, увеличивается и поступление налогов, которые, в свою очередь, можно потратить на что-нибудь, что представляет для государства высший интерес. Неважно, что это за интерес, главное, что создатели фильма принесли государству чуть больше денег, чем другие отечественные киноделы. И машину государства укрепили, и его копилку.
У большого патриота не должно быть мнения по важным вопросам патриотизма. Патриотизм – это радость и внутренняя гордость по поводу того, что тебе показывают и о чём ты сам думаешь. Конечно, радуешься ты не спонтанно, а гордость твоя вызвана не только победой твоей страны, но и поражением другой. Всё здесь спокойно, но ты всё равно сопереживаешь. Из твоих глаз текут государственные слёзы – слёзы твои, но для государства. Государство любит историю, а ты любишь всё вместе. Мы удовлетворены.
Мнение есть у тех, кто создаёт патриотизм: один человек или государство (можно пошутить, что это тоже один человек, хоть это и популизм уже). Так, например, в случае с «Движением вверх»: авторы фильма хотели показать, что невероятные усилия были приложены игроками, что победа-то общая (читай – «государственная»), что всё, что показывают два с лишним часа, это наше достояние, которое мы не должны предавать забвению, а Евгений Баженов, более известный как BadComedian – что слёзы буквально выдавлены из зрителя, даже такого, который идёт на сеанс в десятый раз, и в этом огромная проблема в восприятии фильма как чисто исторического. И создатели фильма, и критик – патриоты. Я не знаю, как называть патриотизм Баженова: новый ли, альтернативный ли. Это и не государственный, и не семейный патриотизм, но это патриотизм… неспокойный? Да, так и есть, это бунтарский, обвинительный патриотизм, который пошёл в конфликт если не с государством, то с теми, кто делает государство известнее и платёжеспособнее.
Спор полезен, даже если он с оскорблениями, и именно поэтому влияние «Движения вверх» на зрителей и влияние критики на «Движение вверх» нужны всем нам. Не знаю, нужна ли критика на зрителей, ведь и так понятно, что часть из нас – идиоты. Мы в этом не виноваты: история – всё-таки прерогатива государства, а не одного бунтаря. Большой патриотизм – игрушка государства, поэтому всё, что уходит дальше четырёх стен и не делает его известнее, непатриотично.
Патриотизм может играть разную роль: для создателей «Движения вверх» он причина, для BadComedian – следствие. Для зрителя он, наверное, является средством, ведь от него требуются восхищение и изнывание от жестокой реальности происходящего.
Почаще елозь на стуле, пожалуйста. Будь неспокойным патриотом.
Иван Чуенков
