Витгенштейн и Хайек

«Ну что ж, Бог приехал, я встретил его в 5:15 на вокзале», — это вовсе не дневниковая запись о религиозном откровении. Напротив, в ней говорится о событии вполне посюстороннем — прибытии Людвига Витгенштейна в Великобританию. Автором же этих строк является не просто один из многочисленных студентов Кембриджа, влюблённых в гениальный ум австрийского логика. Сей лестный пассаж написал Джон Мейнард Кейнс — влиятельный английский экономист и главный европейский интеллектуал первой половины XX века.

Впрочем, ничего удивительного в восхищении Кейнса нет. Витгенштейн действительно был личностью экстраординарной. Свой первый визит в Кембридж будущий мыслитель совершил абсолютно спонтанно — он заявился к будущему Нобелевскому лауреату Бертрану Расселу на квартиру, чтобы лично прояснить у него некоторые места из его книги Principia Mathematica. Поначалу Рассел, уже состоявшийся к тому моменту как философ и математик, воспринимает молодого Витгенштейна как занозу в пятке, но со временем проникается к своему «немецкому другу» искренней симпатией, которая затем переходит в восхищение умственными способностями Людвига.

Не без помощи Рассела Витгенштейн вливается в интеллектуальные круги Кембриджа, становясь полноправным участником всех философских дискуссий. Вскоре Витгенштейн и сам становится инициатором одной из самых значимых дискуссий в философии XX столетия — он пишет «Логико-философский трактат». Этой книгой молодой философ замыслил ни много ни мало убить философию как таковую — дать ответ сразу на все существующие философские вопросы, навсегда лишив своих коллег по Кембриджу работы.

Бертран Рассел, Людвиг Витгенштейн, Карл Поппер

Для интеллектуальной элиты Кембриджа Витгенштейн становится авторитетом и объектом восхищения. Потому не стоит удивляться тому, насколько лестными в его адрес были Бертран Рассел и Джон Кейнс. Однако, несмотря на любовь кембриджских профессоров, сам Людвиг не чувствует себя в Великобритании «своим». Даже достаточно крепкую дружбу с Расселом постоянно омрачали ссоры, даже по всяким пустякам. Когда Рассел написал для «Логико-философского трактата» предисловие, Витгенштейн отказался публиковать свой magnum opus с ним. «Горд как Люцифер», — в противовес Кейнсу охарактеризовал Витгенштейна Рассел.

Но для самого Людвига это был далеко не вопрос гордости. Австрийский мыслитель был убеждён: никто из его английских коллег не понимает хода его мыслей. В пылу своей ссоры с Карлом Поппером, по свидетельствам некоторых очевидцев, Витгенштейн успел напасть и на Рассела. «Ты никогда не понимал меня!» — как разгорячённый подросток Витгенштейн обратился к своему духовному ментору.

Но в те годы Витгенштейн был не одинок в своей непонятости Кембриджем. Был ещё один видный австрийский интеллектуал, который изнывал в стенах английского университета от непонимания его окружающей академической элитой. Как ни странно, этот человек — кузен самого Людвига. Его звали Фридрих фон Хайек, а в будущем ему было суждено стать самым влиятельным экономистом на всём земном шаре.

Как и Витгенштейн, Хайек вёл дружбу со всеми ведущими кембриджскими интеллектуалами того времени. Особенно сильной была его связь с Кейнсом. Именно последний, в частности, помогал Хайеку получить жильё, когда финансовое положение последнего было довольно напряжённым, а родину экономиста поджидал Аншлюс. Однако как дружны были Хайек и Кейнс в миру, столь же ожесточённым было их противостояние на поприще экономической теории — Хайек до сих пор считается главным интеллектуальным оппонентом и критиком Кейнса.

Джон Кейнс, Фридрих Хайек, Милтон Фридман

Динамика отношений между Хайеком и Кейнсом сохранялась и по отношению австрийского экономиста к остальному академическому истеблишменту Великобритании. И это сближало его с Витгенштейном. Но не в том смысле, что два кузена старались держаться друг друга в стенах Кембриджа. В своих мемуарах Хайек вспоминает лишь о двух встречах с Витгенштейном в сознательном возрасте.

Первая из них произошла случайно — Хайек узнал знакомое лицо и обратился к Витгенштейну с вопросом: «А вы случаем не Витгенштейн/Хайек?». Никакой содержательной беседы из этого разговора, впрочем, не случилось. Вторая же встреча, которая случилась когда два кузена вместе ехали на поезде в Вену, оказалась чуть более плодотворной — Витгенштейн и Хайек разговорились о философии. И хотя сам Витгенштейн, по воспоминаниям Хайека, был в этой беседе нетипично для себя обходителен, по впечатлениям самого экономиста его гениальный кузен остался разочарован «бюргерскими» представлениями своего собеседника.

Но несмотря на столь малые контакты между Витгенштейном и Хайеком, последний всё же прекрасно знал об интеллектуальном весе своего кузена и даже планировал внести свою лепту в осмысление наследия последнего. Хайек планировал написать биографию Витгенштейна, которая была бы очищена от благоговения перед его выдающимся умом и незаурядной натурой. Более того, Хайек даже набросал черновик, но семья Витгенштейна настояла на том, чтобы Хайек бросил эту затею, а он и согласился. Лишь в прошлом году были впервые опубликованы черновые наброски биографии Витгенштейна за авторством Хайека.

В принципе, обычно этим и заканчивают обсуждение взаимосвязей между Хайеком и Витгенштейном. Две случайные встречи, родственная связь и ненаписанная биография — даже с Кейнсом Витгенштейна связывает больше. Американский историк философии Джон Дауис даже написал объёмную статью о том, каково было взаимное влияние философских взглядов Кейнса и Витгенштейна.

О параллелях между Витгенштейном и Хайеком написано заметно меньше — вообще ничего, насколько мне известно. Однако это не значит, что параллелей там нет. Напротив, даже при поверхностном знакомстве несложно найти нечто общее между социальной философией позднего Хайека и, собственно, философией позднего Витгенштейна, изложенной им в неоконченной работе «Философские исследования». Оба философских проекта, помимо прочего, схожи в общем стремлении — преодолеть ограниченность сциентизма, не выходя за пределы научно-позитивистской парадигмы.

И всё же о Хайеке и Витгенштейне не принято говорить как о двух представителях одной традиции. Чаще в качестве философа близкого Хайеку вспоминают Карла Поппера — последнего Хайек даже пригласил в созданное им Общество «Мон Пелерин». Витгенштейна же с Поппером связывала вражда. Два мыслителя недолюбливали друг друга, а однажды прямо во время лекции Витгенштейн принялся угрожать Попперу раскалённой кочергой — этот инцидент стал, пожалуй, самым известным для биографий обоих философов. Но, конечно, не из-за дружбы Хайека с Поппером его отказываются ставить в один ряд с Витгенштейном.

Вольная иллюстрация к ссоре Витгенштейна с Поппером

Возможно, дело в этико-политических воззрениях? Действительно, указывая на отстранённость Хайека от кембриджского истеблишмента, чаще всего вспоминают о политическом основании такой отстранённости. Главная мода кембриджских интеллектуалов того времени — демократический социализм. Многие ведущие академики, включая Кейнса и Рассела, были вхожи в Фабианский клуб и даже посещали СССР, с любопытством относясь к местному социалистическому эксперименту. И хотя возвращались все из Советского Союза, за исключением сталиниста Бернарда Шоу, убеждёнными антисоветчиками, симпатий к коммунизму меньше не становилось.

Необходимость государственного вмешательства в экономику была одним из главных камней преткновения для Хайека и Кейнса, хотя были разногласия и по более абстрактным вопросам. Кейнс был главным апологетом политики интервенционизма и почти что единоличным архитектором современной системы смешанной экономики. Хайек же, будучи верным последователем Людвига фон Мизеса, оставался предан принципа рыночной экономики и неограниченного капитализма.

Ну а Витгенштейн в этой дискуссии был всё же ближе к Кембриджу, а не австрийским либертарианцам Хайеку и Мизесу. Витгенштейн тоже, ходят слухи, посещал Советский Союз, а однажды даже признался: «Я коммунист… в глубине души». Значит, дело в политике? Вряд ли.

Хотя современные либертарианцы и любят называть Кейнса социалистом, сам Хайек его таковым не считал. Да и сам Кейнс тоже, даже будучи членом Фабианского клуба, не спешил признаваться в любви социализму. По меткому выражению всё того же Карла Поппера, Кейнс не считал нужным упразднить капитализм, он лишь настаивал на необходимости определённых институциональных рамок для него. Но в этом не сомневался и сам Хайек, как он не сомневался даже в необходимости социального государства. Разногласия между Хайеком и Кейнсом, как и между Хайеком и Расселом пролегали в области конкретных выводов, а не базовых предпосылок. В основе своих они все оставались верны принципам классического либерализма.

Классики либерализма не относились к государству враждебно и не считали, что оно должно играть в экономической сфере лишь незначительную роль. Они оценивали роль государства позитивно, и, как отмечает Роббинс, знаменитое определение трех основных его функций, принадлежащее Адаму Смиту, — 1) защита общества в целом от иноземных захватчиков и 2) всех его членов, насколько возможно, от угнетения и несправедливости со стороны других членов общества; а также 3) создание и поддержание различных государственных предприятий и институтов, обеспечивающих «общественные блага», — практически не отличается от формулы Кейнса, которую он приводит в «Конце laissez-faire»:
«Важно, чтобы правительство не выполняло, лучше или хуже, тех функций, которые и так выполняют индивиды, оно должно делать то, что сейчас не делается вообще». Вытекающие из этого постулаты экономического либерализма были четко сформулированы в «Основах» Милля, а в современную эпоху их наиболее убедительное изложение вы найдете в «Конституции свободы» Хайека.

Дипак Лал, «Возвращение невидимой руки: актуальность классического либерализма в XXI веке»

Взгляды же Витгенштейна на политику явно не имели под собой столь же прочного фундамента. Политика вообще мало волновала Людвига. А если уж кто и оказал на его политические взгляды сильное влияние, то это был Лев Толстой — убеждённый геоанархист и христианский пацифист. Из всего Кембриджа ближе всего к толстовскому геоанархизму был Бертран Рассел — тоже джорджист. И именно эта часть взглядов Рассела коренилась в либерализме, а не социализме.

Но если не политика, то может этика? Тут всё тоже не так просто. В области моральной философии Хайек, Мизес, Кейнс, Рассел и почти весь Кембридж были единодушны — их симпатии были на стороне утилитаризма, всё также коренящегося в либеральном дискурсе. Но вот Витгенштейн не был утилитаристом. Он вообще не оставил после себя собственной этической теории, поскольку не считал возможным выразить её словами, но это дело за ним продолжила делать его верная ученица и издательница его посмертных работ — Элизабет Энском.

Элизабет Энском

Энском видела кембриджский утилитаризм или, как она его называла, консеквенциализм следствием кризиса моральной философии. Базируясь на взглядах Витгенштейна, он сочла необходимым разработать новую этическую теорию в противовес утилитаризму. Ею стала этика добродетели. Что интересно, сегодня одним из видных представителей этого направления является Родерик Лонг, который стремится синтезировать взгляды Витгенштейна с… политическим либертарианством, кто бы мог подумать.

Так в чём же причина столь слабой изученности параллелей между Хайеком и Витгенштейном? Надо полагать, причина куда банальнее, чем фундаментальные расхождения между двумя мыслителями. Всё дело в весьма прозаичном факте — Хайек и Витгенштейн мало общались при жизни и работали в несколько разных областях знания. Конечно, Хайек внёс вклад первостепенной важности не только в экономику, но и в политическую философию, когнитивные науки, теоретическую психологию и эпистемологию науки. И всё же современные хайекианцы не спешат применять его подход в приложении к работам Витгенштейна. Верно и обратное: витгенштейнианцы, которых сегодня ничуть не меньше, чем в середине XX века, тоже не падки на интеллектуальное наследие Хайека.

И что это всё значит? Это значит, что у нас есть невспаханное поле для продуктивных интеллектуальных исследований на стыке интеллектуального наследия Хайека и Витгенштейна. Каковы будут результаты такого исследования, прогнозировать пока рано. Стоит лишь полагать, что они будут определённо небезынтересны, учитывая обстоятельства биографии Хайека и Витгенштейна, а также близость их определённых теоретических положений и философских интересов. А это главное.

Константин Морозов

Добавить комментарий

Previous post Фильмы, снятые на основе журналистских расследований
Next post Resident Evil 3: правильный ремейк или банальная «дойка» фанатов?