Скоро станет легко. Мы скоро умрем. О Макабре простыми словами

Наверное, не прозвучит откровением, но мы все рано или поздно умрем. 

Испокон веков людей терзала мысль о скоротечности бытия, попутно выливаясь в экзистенциальные вопросы разряда «в чем смысл жизни?» и «что нас ждет после смерти?». Если с первым вопросом достаточно легко определиться, а именно — что жизнь не имеет смысла и абсурдна, то со вторым возникают трудности. 

Что такое смерть? Какого это не существовать, и ждет ли нас под крышкой гроба новый мир или мы обречены сгнить в земле? Что ж, на этот вопрос ответа нет и по сей день, однако сегодня не об этом, мы поговорим о Макабре. 

Вообще Макабр или Пляска смерти (с французского «danse macabre» так и переводится) первоначально означали аллегорический сюжет мимолетности и тщетности жизни земной и корнями уходили в учение христианства. И если первоначально факт смерти воспринимали в виде божественной кары, а одноименный персонаж выступал в роли мрачного жнеца, собирающего урожай человеческих душ, то сейчас Макабр ассоциируется с весельем и юмором, причем мрачным.

И тут, возможно, у вас возникнет резонный вопрос, почему вдруг люди начали шутить про смерть? Ответ достаточно прост. Те из вас, кто помнит учебную программу по истории за 6 класс, могут вспомнить о таком дивном времени как Черная смерть. Примерно за четыреста лет на территории Европейских государств произошло как минимум три пандемии бубонной чумы, унесшей половину населения Старого света. 

Питер Брейгель-старший

Зараза поражала всех: от крестьян и последних нищих до королей и духовенства. Эффективного лечения не существовало, а больные в изнурительных муках умирали за считанные дни. Естественно, такие события отражались в культуре и психологии целых народов, помимо вспышки религиозного фанатизма и различных суеверий, в бытовой среде вырабатывается собственное мировоззрение.

Теперь жизнь — это хоровод, в котором от мала до велика, от последнего нищего до кардинала и короля пляшут под дудку Смерти, которая уже не кара за грехи людей, но шарлатанка и мошенница, получающая в любом случае человеческие жизни.

Франциско Гойя

В целом подобное в порядке вещей: когда человек сталкивается с чем-то, что он не понимает или не может победить, то психика включает защитный механизм. Зачастую подобным механизмом выступает юмор, используя который мы избегаем решения проблемы или создаем иллюзию ее незначительности. 

Что войны, что чума — не будет им конца

Говорить, что Макабр возник исключительно в Средневековье — не совсем верно. Корни его уходят в латинскую традицию и находят отражение в афоризмах, самые известные — «memento mori» и «carpe diem».

Первый, наверное, больше вам знаком, многие встречали в соцсетях «глубокосмысленные» цитатки на черном фоне, где с важным видом рассуждают о тщетности жития. Фраза «memento mori» с латыни переводится как «помни о смерти», произносилась во время триумфального шествия римских полководцев, возвращающихся с победой. За спиной военачальника ставили раба, который был обязан периодически напоминать триумфатору, что несмотря на свою славу, тот остаётся смертным.

Смысл довольно прост — жизнь коротка, не трать ее на всякую чушь. Отчасти это утверждение отражается в другой крылатой фразе, а именно «carpe diem», что в переводе означает «лови момент». 

Скоротечность и бренность жизни лежит в основе христианского учения. Жизнь после смерти во многие времена ставилась превыше жизни мирской, как состояние свободного духа, лишенного страдания и созданного по образу Бога. И в Средневековье это отразилось полнее всего. Когда всем стало ясно, что болезни убивают богатых и властных аналогично, как бедных, вот тогда и возник Макабр. 

Новый виток Пляски смерти получили на рубеже XVIII-XIX веков с появлением жанра готической литературы. Произошло это примерно так: писатели и поэты, перенасытившись конфликтами литературы классицизма (для него характерно деление героев на плохих и хороших, а также нравоучительный характер) начали искать отдушину в всякого рода чертовщине, чаще всего обращаясь к теме потусторонней жизни и персонажам из народного фольклора. Полтергейсты, оборотни, ведьмы, ожившие мертвецы, упыри; хоть и в смысловом наполнении ничего и не изменилось, однако под влиянием готики Макабр начал приобретать современную форму, которая нам известна и сейчас. 

Самым известным примером, пожалуй, можно назвать поэта и писателя Эдгара По, оказавшего огромное влияние на жанр детектива и психологической прозы, предвосхитив также литературу декадентства благодаря иррациональности происходящего и общего ощущения безнадежности.


И ответил Ворон: «Никогда»

Если говорить про современность, то самым «макабричным» режиссером является Тим Бертон. В своих фильмах и мультфильмах он не раз затрагивал извечную тему жизни и смерти, половина его героев либо мертвы, либо умерли в кадре.

Труп невесты
Битлджус
Суини Тодд, демон-парикмахер с Флитт-стрит

Основной конфликт бертоновских фильмов — противостояние главного героя и общества, а затем уход от реальности. Внутренний мир героя или жизнь по ту сторону гроба как правило показывается наиболее яркой, интересной и захватывающей, в отличии от суровой и жестокой реальности. Контраст бывает настолько выкручен на максимум, что принимает порой карикатурные и гротескные формы, отличный пример — «Труп невесты».

Иронично, но мир мертвых представлен не только ярче, но живее
Практически все персонажи, кроме главных героев обладают гиперболизированными чертами лица или тела

Что же мы имеем в итоге? Макабр как особенность средневекового мировоззрения нашел почву и глубоко пустил свои корни в современную культуру. Основной посыл таков: неважно, кто ты, насколько богат и чего добился в жизни. Не забывай, что мы все равны и почти мертвы.

А если еще вспомнить немецкую классическую философию (если, конечно, ее кто-то осилил), то можно прийти к выводу, что мертвецы, участвующие в этом танце, более чем живы, ибо смерть по Гегелю — это потеря субъективности и освобождение своего бытия от деятельности.

Добавить комментарий

Previous post Самое ужасное место в твоём городе
Next post А не ведьма ли ты? Проверь себя, если осмелишься